Аленка надувала памятник. Ее детские силенки начали иссякать, когда тугой латекс был раздут до нужных размеров ровно наполовину – основание, средняя часть серого конуса и внушительный участок  цветастого венка, прислоненного к пирамиде сбоку. Лишь неестественно яркие, искусственные гвоздики уже красовались в полную силу. И то только потому, что лежали они в самом низу, у основания памятника.
В туго надутом состоянии обелиск, судя по всему, должен был быть не очень большим – сантиметров семьдесят, плюс небольшой крестик сверху. Но Аленка вдруг стала понимать, что для нее памятник слишком велик. «Лучше бы он был поменьше и без крестика сверху – ведь мелкие детали очень трудно надуваются», - размышляла девочка, стоя в серой, разбухшей от дождя траве.
По безлюдной трассе вяло катились осенние грузовики, до отказа забитые силосом, зерном и яблоками. Их водители смотрели в безликую даль дождевой пелены, пытаясь разогнать струящийся водный поток дворниками своего сознания. Каждый из них был настолько поглощен этим занятием, что  никто попросту не заметил маленькую Аленку в неприметном сереньком платье, которая, насилуя тяжелым и сырым воздухом свои детские легкие, продолжала надувать памятник.
Когда венок был уже почти полон углекислотой и упругость его порадовала Аленку, ей вдруг захотелось писать. Заткнув дырочку для надува специальной помпой, что входила в комплект, Аленка, старательно обходя глубокие лужи и муравейники, направилась в березовые посадки, которые были поблизости.
Сняв зеленые тугие трусики, она села за березкой, чей ствол был толще остальных, и через секунду детская моча уже смешивалась с мрачной водой в траве. «Если закончу через полчаса, - строила в уме планы девочка, - пойду и помогу бабушке варить компот из слив».
Бабушка Аленки жила неподалеку от посадок, где размышляла девочка, в селе Окуневка. Родители отдали ей дочь, когда Аленке было всего пять лет от роду. Мама с папой привезли ее на старых папиных « Жигулях», и мама сказала бабушке глухим голосом:
«Забирай ее, мама! Не похоже, что это наше дитя…»
          Бабушка забрала Аленку, а ее родители, погрузив в багажник «Жигулей»  несколько банок самодельной кабачковой икры и соленых помидоров, уехали навсегда назад в шумный город.
          В Окуневке у Аленки появилась лучшая подруга Наташка Иртышова, девочка восьми лет. Она умела разговаривать с птицами и коровами, но больше всего ей нравилось слушать сказки, которые рассказывают старые ужи, что живут в овраге. Наташка приходила за Аленкой в двенадцать дня, брала ее за руку и они бежали к оврагу, на то место, где лежали рядом два гранитных камня, как будто установленные специально для них.
         «Это памятники ужам и ящерицам», - серьезно говорила Наташка каждый раз, когда они сюда приходили.  Аленка верила, и они садились на камни. «Слушай внимательно», - предупреждала Наташка подругу и умолкала на час, а то и больше.
Аленка ничего не слышала. Никогда. Но не нарушала молчание, чтобы не обидеть подругу. Наташка знала, что Аленка ничего не слышит, но втайне любила ее и хотела, чтобы та просто наслаждалась природной жизнью, пока сама она слушает сказки.
Потом подруги часто гуляли по лесу, и Наташка рассказывала все, что услышала от старых ужей, Аленке. Это были неведомые человеческому уху истории о далеких и неизвестных мирах и существах, которые их населяют.
Вчера, когда все истории были Наташкой прослушаны, она сказала Аленке: «Дорогая моя, сегодня старый уж поведал мне не сказку. Сегодня он говорил о тебе. Бежим скорее!» - схватила она Аленку за руку.
И они побежали, рассекая дождь по темной проселочной дороге через тощий перелесок, потом вдоль глубокого рва с прудом, к одиноко стоящему тополю, что уже поджидал их, тихо шевеля ветвями.
«Давай плати ему, чего же ты ждешь, Аленка?» - смотрела Наташка на подругу синими глазами.
Аленка вдруг подумала, что у нее нет денег, но Наташка сказала: «Есть! Сунь руку в карман платья!».
            Аленка боязливо опустила дрожащую ладошку в карман и достала оттуда двух маленьких ящериц. «Сажай их на ствол», - скомандовала Наташка. Аленка подчинилась. Ящерицы тут же исчезли в маленькой дырочке в стволе дерева, как будто их и не было вовсе. Зашумел, задрожал вдруг тополь сильным деревянным телом, осыпая подруг частичками коры и маленькими сучьями. Через минуту все стихло, и только далекая брань воронья нарушала тишину. Девочки стояли потупившись. Аленке показалось, что Наташка сама уже не знает, что же делать дальше. «Вот, - вдруг указала пальцем на небольшой муравейник Наташка. - Бери». Аленка опустила глаза. Чуть поодаль от дерева вместо муравейника, что секунду назад видела Наташка, лежал аккуратно сложенный целлофановый пакет. «Это твое. Пошли домой», - грустно улыбнулась подруге Наташка.
Дома Аленка выудила из пакета сдутый пока еще памятник и инструкцию, написанную на ей одной понятном языке.
«Фотография понадобится», - сказала бабушка, добавляя куски черного хлеба в миску кота. Она с трудом разогнулась, подошла к старому комоду и достала из нижнего ящика старый фотоальбом. «На вот! Это со свадьбы», - протянула она Аленке потертое черно-белое фото, где добродушно улыбались забытые лица Аленкиных родителей.
Дождь усилился. Аленку раздражали мокрые липкие волосы, застилающие глаза. Оставалось совсем чуть-чуть. Пирамида уже возвышалась над цветами и венком, и только маленький крестик беспомощно мотался вниз основанием. Аленка вспомнила, что именно такой крестик она видела на груди какого-то дяди.
Девочка дула из последних сил. И вот -  памятник готов. Он возвышается во всей красе, плотный, тугой, с яркими цветами и венком. На лицевой стороне серой пирамиды Аленка заметила нишу под фотографию. Она поспешно вставила ее в нужное место. Вода стекала на улыбающиеся лица родителей, делая их на мгновенье не похожими на самих себя; но Аленка этого не замечала. По бокам памятника были предусмотрены крепления наподобие тех, которыми крепят к земле туристические палатки. Аленка сбегала в посадки, собрала подходящие веточки, растянула веревки и вставила веточки в петельки, надежно прикрепив  памятник к сырой земле. Посмотрев в последний раз на надутую собой же красоту, она звонко засмеялась и поспешила домой, где ее ждала бабушка варить вместе компот из слив.
Когда Аленкины родители выехали из дома, папа был очень зол оттого, что идет сильный дождь, а маме приспичило ехать на день рождения к подруге в другой город. Но мама была пьяна и ей было все равно, что думает папа. «Окуневку будем проезжать… заедем?» - хотел таким образом сбросить злость папа. «Нечего там делать: у нас времени нет!» - сказала мама, поправляя пьяными пальцами лакированную прическу.
Сравнительно короткий жизненный путь Аленкиных родителей закончился именно там,  где  положено – напротив установленного им дочерью памятника.

Отредактировано brs (Вторник, 13 марта, 2012г. 12:23:44)