______________________________________________
Лишь кардинальное знание удаляет от Бога,
всемирное вновь приближает к нему.
И.Ньютон

Пузырь ширится, словно огромное солнце, но
слепит не всех.
Н.Фергюсон

______________________________________________
Трудная свобода. Нулевая теорема.
______________________________________________

Мне несвойственно разделять общечеловеческую слабость к объяснению непостижимого в терминах знакомого и понятного. В этой теореме я собираюсь доказать, почему обычные примеры не помогают нам понять отношений мозг/камень, и почему в настоящее время мы не представляем себе, каким могло бы быть объяснение физической природы мыслительных явлений без обращения к ''непрерывной" линии. Уподобившись пеликану в пустыне, Коперник продемонстрировал нам, что у каждого имеется любимая аналогия из современной науки. Если бы самосознания не было, загадка мозг — камень была бы гораздо менее интересной. С самосознанием эта проблема кажется безнадежной. Самая важная и характерная черта сознательных феноменов мысли почти непонятна, большинство даже не пытается её объяснить. Также детальное рассмотрение доказательства выявит странную вещь, ни один из имеющихся и рассматриваемых нами, типов опыта здесь не подходит, может быть, для этой цели следует: купить клочок земли на Луне, полететь туда, построить там дом и посадить дерево, но это решение, если оно существует, лежит в будущем. Почему же я решил прибегнуть к Нулевой теореме если доказательство существует? Ну хорошо, давайте поставим её под номер ''0'' или, что ещё лучше, назовем Теоремой Зеро.

Молчание не является посредником между мной и миром. Для того, чтобы замолчать, я готов не принимать в расчет сознание и даже малую толику разумности, наличествующую у всего общества в целом, по отношению ко мне. Без сомнения, я надеваю четырехгранный шлем, подвижные кольчатые доспехи, которые закрывают тело, в общем можно сказать, что я неплохо вооружен: копьем, коротким мечом и щитом... Сколько раз я говорил себе, к чему ты
стремишься, что хочешь; этого слишком много, другое слишком совершенно, тысячи и тысячи людей спешат по своим делам ничего не имея за душой, им нет никакого до тебя дела... нет дела сколько усилий ты приложил для того, чтобы просто смотреть вперед. Неслучайно безмолвие варьируется до бесконечности, простирается беспредельно на другие планеты, во Вселенную. И тем не менее, тот факт, что мое существо осознает нечто, означает: память, опыт и действие оказываются на одном уровне; субъект выражения и субъект мысли, что совершенно невообразимо, одинаково молчат.

Я отказываюсь говорить совсем, отказываюсь говорить вовсе; я сомневаюсь в том поддерживает ли колонна сведенный к противоречию траверс… Разве вы не видите? Мы с вами только лишь искусственные фигурки, избавленные от привилегии быть размещенными сопредельно Бога. Коперник объяснил, что Земля
вращается вокруг Солнца и разве не это убирает нас людей с первого и центрального места Вселенной? Затем Дарвин объяснил, что эволюция смогла пролить свет на отношение мозг/камень... По той же причине, качество жизни невозможно интерпретировать в терминах знакомой теории Фрейда, по отношению к типичному человеческому поведению. Качество жизни нельзя уловить при помощи теории Деннета, недавно разработанного метода исследования плоского мира, в котором люди только ведут себя как люди, но при этом ничего не чувствуют.

Я не отрицаю ни того, что сознательное состояние вызывает поведение субъекта, ни того, что это поведение может быть охарактеризовано с функциональной точки зрения. Я отрицаю только то, что подобная интерпретация будет исчерпывающим фактором. Любая редукционистская программа должна быть основана на интерпретации того, что предстоит редуцировать. Если интерпренёр оставит без внимания какие-то аспекты, задача будет поставлена неверно. Бесполезно начинать защиту символической системы, не учитывая четырех сегментов круга. Нет причин ожидать, что кажущаяся достоверность доказательства, без учета идиомы самосознания, может быть расширена до включения в неё феномена сознания. Следовательно, не ведая координат субъективного характера опыта, невозможно понять, что требуют от вас систематические теории.

Позвольте мне вначале разъяснить вопрос полнее, чем это можно сделать, ссылаясь на отношения между ветвью и цветком, или между pour soi и en soi. Сделать это далеко не просто. Факты, касающиеся того, на что похоже быть тем, что не говорит, очень необычны — настолько, что некоторые могут усомниться в их реальности или в их реальном значении. Чтобы объяснить связь между субъективностью и точкой зрения на субъективность необходимо подчеркнуть важность субъективных черт, полезно рассмотреть пример, в котором ясно видно различие между двумя типами концепций, субъективной и объективной. Поэтому я преступаю три последовательные унижения человека (Коперник, Дарвин, Фрейд), и обращаю свой взгляд на собственное эгo.

Наш мир, говорили мне, он такой коммерческий, все в нем подчиняется законам прибыли и убытков, нет ничего плохого в здоровом эгоизме, а люди просто скучают, в плену сказочного острова. Мой реализм, относительно субъективного опыта, в разных формах, включает веру в существование фактов недоступных человеческому пониманию. Безусловно, человек может верить в факты, которые он н и к о г д а не сможет полностью объяснить и постигнуть, было бы глупо сомневаться в этом, возможности человека ограниченны. Модель хаотической динамики которую определил Кантор существовала бы, даже если бы все человечество вымерло от чумы. Но можно верить и в то, что существуют факты, невообразимые и недоступные человеческому пониманию, даже если бы человечество жило вечно — просто потому, что структура(человечность) позволяет нам оперировать необходимыми для этого понятиями. Другие существа также могут сталкиваться с подобной возможностью. При этом не ясно, является ли возможность жизнедеятельности таковых необходимым условием для гипотезы о том, что есть факты, недоступные человеческому пониманию... Таким образом, размышления о том, на что похоже жить молча, должны привести к
следующему заключению: ''существуют некие факты, которые не могут быть выражены разумно''. Например, человек который живет молча, не может рассказать об этом другим и при этом продолжать молчать. Значение этого примера для нашего вопроса, проблемы разум/камень, заключается в том, что она позволяет нам сделать общий вывод об причудливом характере подобной действительности, который никто не вправе ни затронуть, ни обойти. Мы, по-отдельности, все маленькие растерянные человечки, потерявшие дорогу.

Предполагаю, что все согласны с тем, что ''не говоря'', мы все же сохраняем некий опыт. Мы остаемся млекопитающими, и в том, что млекопитающие имеют опыт, не больше сомнения, чем в том, что мыши, голуби или киты имеют опыт. Я обратил свой взгляд на собственное ''эго'', а не на осу или камбалу. Я хотел бы поговорить о здоровом эгоизме больше, чем о насекомых или рыбах, их деятельность и их сенсорный аппаратах настолько отличны от наших, что проблема, которую я хочу рассмотреть, предстает здесь очень достоверно. Любой, кто видел в закрытом пространстве осиный улей, знает, каково встретиться с фундаментально иной формой жизни.

Я сказал ранее, что вопрос об отказе говорить ''совсем'' эквивалентен тому, похоже ли на что-нибудь быть тем ''что'' не говорит. Нам известно, что большинство безмолвных форм природы воспринимают внешний мир в основном визуально, на слух, или на ощупь, обнаруживая отражения своих движений от объектов, находящихся в пределах досягаемости. Активность безмолвной поверхности способна соотносить исходящие сигналы мира c внутренней формой; информация ''полученная'' таким образом, позволяет точно различать расстояния, размеры, фигуру, движение и текстуру ''новой зримости'' так же, как мы ''передаем'' сигналы с помощью голоса или песни. Однако, хотя ''сигнал'', безусловно, является, для чего-то, органом чувств, он совершенно не похож ни на какой
из наших органов чувств, и, у нас нет никаких оснований, предполагать, что сигнал объективно представляет собой нечто, чем мы способны заменить или заместить наши чувства... Немного я прояснил понимание того, на что похоже заставить свою природу замолчать.

Если бы мне хотя бы частично удалось выглядеть и вести себя, как оса или летучая мышь, деформируя при этом свою фундаментальную структуру восприятия, я был бы совершенно не похож на этих существ. С другой стороны, извне; вряд ли можно ожидать от меня нейрофизиологии летучей мыши. Даже если бы меня каким-то образом удалось постепенно превратить в мышь, ничто в моем состоянии не позволяет мне предвидеть, на что будут похожи переживания меня утратившего свое богатство.

Только тому кто наберется смелости утверждать, что все мы живем внутри сна, опыт предоставит основной материал для воображения, которое в своих сегментах будет ограничено. Нам недостаточно представить, что на руках у нас перепончатые крылья, позволяющие нам порхать на рассвете и на закате, ловя пастью насекомых; что мы очень плохо видим, и воспринимаем окружающее при помощи системы отраженных высокочастотных сигналов; что днем мы спим в пещере, повиснув на лапках головой вниз. То немногое, что я могу себе вообразить, говорит мне лишь о том, как бы почувствовал себя я, если бы вздумал вести себя, как летучая мышь. Но я ставил вопрос не так! Я хотел бы отказаться говорить о чем бы то ни было! Я ничего не хочу знать о том, что чувствует л е т у ч а я м ы ш ь! Я поставил себе цель, отыскать в зеленой плесени пилоны, которые помогут мне делать выводы о состоянии безмыслия, но когда я пытаюсь это вообразить, я бываю ограничен ресурсами моего мозга, а эти ресурсы неадекватны для данной задачи. Я не могу выполнить ее, для этого мне придется проснуться, ни прибавляя нечто к моему опыту, ни убавляя чего-либо; ни путем ограничений, ни путем вычисления рисков или нарушения модификаций.

Я нахожусь внутри культуры и традиционных абсолютов. Я поднимаю золотой щит, совершаю правильное действие и не нарушу любовь чрез которую связан с миром, использую экстраполяцию, чтобы понять, на что похоже быть летучей мышью, следовательно экстраполяция должна быть невыполнима до конца. Мы можем составить себе только схематическое представление о переживаниях летучей мыши. Например, мы можем приписать ей о6щий тип опыта, исходя из ее физиологии и траектории полета. Таким образом, мы описываем сонар летучей мыши как форму трехмерного восприятия; мы полагаем, что это животное может ощущать какие-то версии боли, голода, страха и желания, и что у них есть и другие, более привычные нам органы чувств. Однако мы знаем, что все эти
переживания имеют некий вне-субъектный характер, которого нам постичь не дано. И если где-то во Вселенной существует жизнь, обладающая сознанием летучей мыши, скорее всего, мы не сможем быть ею натурально, естественно, не утрачивая внутреннее сокровище. Если кто-нибудь сомневается, что можно верить в существование фактов, точную природу которых мы не в состоянии понять, он должен подумать о том, что, рассматривая летучих мышей, мы находимся точно в таком же положении, в котором оказались бы разумные летучие мыши, вздумай они понять, на что похоже быть людьми. Возможно, это им не удастся из-за отсутствия ''человеческих'' извилин в мозгу, но мы знаем, что они ошиблись бы, считая, что быть человеком не похоже ни на что конкретное, и что нам можно приписать лишь весьма общие ментальные состояния. Мы твердо знаем, что они были бы неправы в своем заключении, потому что прекрасно представляем себе, на что похоже быть нами. И мы знаем, что, несмотря на свою огромную вариативность и невероятную сложность, субъективный характер человеческого опыта весьма специфичен. Используя подходящие термины для его описания, в принципе, подобное описание возможно и может быть понято только нами. Тот факт, что мы не можем надеяться детально описать доступным нам языком феноменологию разумных летучих мышей, не означает того, что они не испытывали бы сложных субъективных переживаний, сравнимых по богатству деталей с нашими, но полное понимание останется для нас
недостижимым из-за ограничений, налагаемых на нас суверенной природой человеческого опыта.

Поэтому кроме восприятия и аппетита давайте задумаемся о сердце, сделаемся печальными и смиренными, даже отчаявшимися; только тогда доносящийся до нашего развитого слуха смех, окажется сведен на нет принципами другой природы, суверенной природой которая не верифицируема человеческой логикой.

Вы мне скажете:''Разумеется — просто бросьте себя в землю и дерево будет расти''… Собственная точка зрения проспективна и для других. Часто бывает возможно принять чужую точку зрения, отличную от собственной, — понимание здесь не ограничивается собственной личностью. В каком-то смысле феномен вполне объективен: один человек может сказать о другом, что тот переживает в данный момент. Субъективного здесь оказывается несколько мало, поскольку следуя только фактической стороне вопроса, мы сильно рискуем когда просим ювелира просто налить золота в наши карманы, чтобы сэкономить на работе. Ведь физическая деятельность организма является областью натурального мира — фантомом, который может быть увиден и понят со многих точек зрения, индивидуумами с различными способностями. Ничто не мешает ученым досконально изучить нейрофизиологию летучих мышей, а разумные летучие мыши могли бы узнать о человеческом мозге больше, чем можем надеяться узнать мы сами. И есть некая истина в этом странном сравнении... Сам по себе факт еще не является аргументом против редукции. Разумный ученый-мышь, лишенный зрительного восприятия, может понять смерч, грозу или облака в контексте хаотической динамики, но никогда не сможет понять, объективной природы обозначенных этими явлениями, напрямую не связаными с ним. Смерч имеет объективную природу, которая не исчерпывается его внешним видом, точнее, у этого явления более объективная природа, чем та, которая видна глазу. Говоря о переходе от субъективной характеристики к объективной характеристике выражения теоремы, я воздерживаюсь от суждения о существовании точки дейксиса, полностью объективной, аксиомы присущей самому предмету природы теоремы, которую мы можем оказаться способны понять. Возможно, лучше определять объективное направление, в котором может идти понимание отвлеченно. Пытаясь понять такую природу хаоса, кажется правомочным отходить от собственно человеческой точки зрения так далеко, насколько возможно. В субъективном опыте связь с определенной точкой зрения предстает алгебраически. Вычитая кардинальное число желаний; следует задаться вопросом, что же такое день или ночь, и если трагично складывается их “судьба” в
контексте развития событий теоремы, определить сначала степень труда, далее будут найдены категории Дела, Раздора или Совести.

Говоря о психофизической редукции гражданского состояния, мы сталкиваемся с общей трудностью. В других областях общей картины действительности, природа вещей более аккуратна. Чем меньше наше описание объекта реальности зависит от человеческой точки зрения, тем оно объективнее. Такой подход возможен благодаря тому, что, хотя представления и идеи, которыми мы пользуемся, чтобы анализировать окружающий мир, изначально формируются точкой зрения включающей сенсорный аппарат, мы используем их, чтобы думать о простых вещах. Следует прилагать усилия, дабы избежать интеллектуальный траверс знакомой и дотошной жизни; обеспечить выражение идеала. В том случае когда личный опыт не укладывается в эту схему, интроспективное движение от видимого к действительному теряет смысл, кажется маловероятным. Мы приблизимся к действительной природе человеческого опыта, оставив в стороне особенности человеческой точки зрения и составляя описание этого опыта таким образом, чтобы оно могло быть понято другими людьми в будущем, которые никогда не смогут вообразить, на что похоже быть человеком современным. Если субъективный характер опыта возможно понять с единственной
точки зрения, тогда любая ''игниция'' в сторону большей объективности — то есть меньшей зависимости от определенной точки зрения — не приблизит нас к действительной природе данного вопроса.

Шум крыльев распространяющийся в воздухе или иной безвоздушной среде, можно назвать звуком. Существа принадлежащие к совершенно разным видам, могут понять одни и те же физические явления в объективных терминах, понимание не требует от них, чтобы они были способны воспринять ту феноменологическую форму, в которой данное явление предстает представителю другого биологического вида. Таким образом, их особая точка зрения не является частью общей действительности, которую они стараются воспринять. Редукция может быть успешной лишь в том случае, если особая точка зрения будет оставлена за пределами исследования. За пределами пещеры в которой каждый камень имеет свой вес. Мы с полным правом можем оставить эту точку зрения в стороне, когда ищем более глубокого понимания явлений внешнего мира. Тем не менее, мы не можем полностью её игнорировать, поскольку она является экстраполяцией внутреннего мира рукокрылых, а не только нашей точкой зрения на него. Если мы согласимся с тем, что бихевиористская теория разума должна иметь в виду субъективный характер опыта, мы должны согласиться и с тем, что никакая из существующих на данный момент теорий не
объясняет нам, как это можно сделать. Эта проблема уникальна. Если мыслительные процессы являются в действительности процессами физическими, следовательно, испытывать эти процессы по определению на что-то похоже... Я хочу за один час доказать Теорему свободы, не разрушая ни один традиционный термин и не прибегая к косвенному стилю… Дело в том, что если мы попытаемся понять отношения мысленных событий к действию согласно привычной модели (модели да/нет, которую мы исключаем), мы получим либо два отдельных субъективных события(вследствии открытого диагонала к базису), либо неверное описание того, что подразумевается под термином отказа от социального(например, бихевиористское). Следовательно, термины
должны быть неопределенны, а категории неясны.

Интересно, что мы можем иметь доказательства истинности того, чего не можем по-настоящему понять. Представьте себе, что некто, незнакомый с метаморфозами мышей, запер в сейф мышь. Через некоторое время он или кто-то другой открывает сейф и находит внутри высохший трупик. Если этот человек уверен, что сейф был все время закрыт, у него не будет и малейшего понятия, как такое могло произойти. Возможно, человеку следовало держать
сейф закрытым все время, открыть ящик стола и достать из него голубя?

Можно предположить, что мы находимся в том же положении по отношению к безмыслию. Если события имеют причины и следствия, то они должны иметь идею, они осмыслены, у нас есть основания в это верить. Кроме того, имея идеи, следует допустить начальный или конечный идеал. Некоторые физические события обладают нередуцируемыми признаками, однако им не соответствует ничего из того, что мы на сегодняшний день способны представить. Разумеется искомая теория не будет иметь права на произвол. Следовательно, только став узником абсолютного расцвета свободы, возможно удастся осознать конвенцию стены. Чтобы описать эхолокатор летучих мышей, необходим подобный "ракурс"; например, развивая понятия, которые могли бы объяснить слепышу, восприятие мира зрячим, в какой-то момент мы упремся в стену пещеры, но, тем не менее, должно быть вероятным разработать, к тому же, и метод описания эхолокации в объективных терминах, гораздо лучших чем те, что мы используем на данный момент, и сделать это надо будет с большой точностью. От вольных ассоциаций наподобие: “Красный цвет похож на стук сердца”, которые время от времени приводятся в обсуждениях этого вопроса, мало толку. Это может понять человек, слышавший сердце и видевший красный цвет. Однако, определенные черты восприятия могут лучше поддаваться ''нравственному'' описанию, хотя что-то при этом в деталях и потеряется. И понятия, альтернативные тем, которые мы познаем в первом лице, могут помочь нам достигнуть лучшего понимания даже собственного опыта — понимания, в котором нам отказано именно из-за легкости в описании, свойственного описанию субъективных понятий.

Кроме того, сформулировать другие безыскусно-фантастические аспекты опыта следует яснее. Аспекты субъективного опыта, допускающие объективное описание, могут быть разработаны, когда общей проблеме объективного и субъективного будет уделено больше значения. Естественно никто не свободен в суждениях и высказываниях. Поэтому, декретируя собственную надмирность, придется отстраняться от любых желаний и суждений с высоты которых мы взираем на угодья смысла. Погодите, говорили мне — ''вы можете переместить ваше сердце на правильную сторону, если перевернетесь с ног на голову. Теперь ваше сердце на той же стороне, как и сердце вашего отражения — зато голова и ноги находятся не в той позиции, а желудок, хотя он и примерно на той же высоте, оказался перевернут вверх тормашками... По-видимому, можно считать, что зеркально перевернулся верх и низ, если вы согласны попытаться совместить себя с существом, чьи ноги — выше головы. Все зависит от того, в какой форме вы готовы проецировать себя из центра мира. У вас есть выбор — повернуться либо по горизонтальной, либо по вертикальной осям, поместив в правильную позицию либо сердце, но не голову и ноги, либо голову и ноги, но не сердце''. Дело в том, что из-за внешней вертикальной симметрии человеческого тела, вертикальный поворот ощущается нами как более точное проецирование. Однако зеркалам совершенно безразлично, интерпретируете ли вы вообще, что они делают... На самом деле фраза “На что похоже быть летучей мышью” должна вызывать у вас чрезвычайный образ совершеннейшего безучастия... Разум весьма гибок и готов принять идею идеального преступления. Более того, мы легко верим в то, что объекты вроде Идеального преступления устраняют не-реальность. Идеальное преступление устраняет сумасшествие, оно устраняет
исходное основание безобразного, выдающее себя за реальность сумасшествие, заключая в оковы яркого света дня, то чему вообще, проще было бы никогда вовсе не быть, уничтожая фиктивный предмет культуры.

Подобно тому, как “я” и “сейчас” — понятия тесно связанные, также соотносятся и понятия “здесь” и “я”. Знаете ли вы, что оказавшись летучей мышью вы, в каком-то смысле, испытываете смерть? Сейчас утро, вы висите вниз головой, у вас нет сердца, вы знаете, на что похоже быть летучей мышью . Ни света, ни звуков — ничего. У вас появляются воспоминания о невыносимой легкости бытия Никем, те мгновения некроспективы, когда мертвая ткань опыта упраздняет индивидуальную самостоятельность… Мнимость и действительность, подлинность фиктивной реальности тем разрушительней, чем сильнее вы слышите плачь мироздания по своему сыну… Нейтралитет и деятельное невмешательство переходят во вдохновляющую удовлетворенность и уверенность в завтрашнем дне
человека постороннего, вы надеялись, разорвать пелену вечного возвращения и не смогли.

В известном смысле все мы грезим о покое, но что это за преобразование, согласно которому между добром и злом устанавливаются отношения эквивалентности… И воспринимая эту эквивалентность мы необходимо возводим себя в нулевую степень… Мы просыпаемся однажды утром и обнаруживаем “расколдовывание” затем будто бы сопротивляясь собственному сердцу, человечности в себе, засыпаем вниз головой. Тоже самое происходит на следующее утро.

Странность идеи “быть летучей мышью” заключается не в том, что летучие мыши воспринимают мир особенно причудливо, а в том, что по сравнению с человеком они располагают значительно меньшим набором проприоцептивных и концептуальных схем. Сенсорные модальности на удивление эквивалентны и в некотором смысле взаимозаменяемы. Какими важными бы ни были для нас достижения логики мышей, которые кажутся таковыми, не следует и с п р а в л я т ь непоследовательность и несогласованность теоремы. Не следует предпринимать попытку гармонизировать псевдосистему, тем самым вы успешно легитимизируете клевету. Вообще говоря, этот постулат строго и неукоснительно соблюдаем.

Оправдывать ложные противоречия, ложную действительность, всегда результат потери рассудка. Мышь не знает каково быть мертвой оказавшись под землёй… С точки зрения летучей мыши, под землёй оказываетесь мерты вы сами и оказываетесь мертвы всюду — кроме одного-единственного места, здесь,'' здесь'' вас исключительно не существует когда вы оказываетесь мертвы... Нельзя сказать, что крохотная область пространства-времени, в которой вы живы, возникнув там, где находится ваше тело — определяется вашим телом и понятием “сейчас”. Поскольку реальность ''здесь'', в которой обретается человек, и обыденному уму предстающая как принудительная объективность недействительна. Найденная виртуальная экзистенция и элементы из которых сконфигурирован Смысл случайны, неправдоподобны и подложны настолько, что не подлежат обсуждению; поэтому давайте попробуем вообразить себе некое утопическое изображение пещеры где каждый камень имеет свой вес… Например, я складываю букву текста и число 19.5, следует ли отсюда сюжетосложение или вычитание досаждающей "нетопырности".

Кажется, здесь что-то не так, упрощенно понятая и истолкованная деятельность на Фабрике Грез неоднозначна, учитывая то, что ''сила и зло'' всегда скованы вместе слабостью. Глагол “быть” должен быть безсубъектным, следует ответить на вопрос: “На что похоже было бы д л я м е н я быть рукокрылым”? И вопрос этот должен быть правильно сформулирован: “На что похожа моя темнота”?. Здесь есть только объект бытия, но нет труда — так сказать, только живое создание висящее вниз головой. Гибрид имеющий собственную точку зрения на принцип мира без господства, увы, огонь в пещере горит все время, летучие мыши ждут закат. В мысли, что: “это — тот самый живительный огонь, который зажег Платон”, есть прекрасное символическое значение. Но даже если самое
незначительное дуновение ветерка разрушает все очарование этого огня для людей. Как это вообще может иметь хоть какое-то значение? Здесь, по-видимому, важна эмоциональная сторона дела. Сияние души не так-то просто погасить, мы интуитивно чувствуем, фантастический рассказ Платона имеет параллель в реальной трагедии людей, которые дорастают от нулевого интеллекта младенца до нормального разума взрослого и затем, становятся
свидетелями собственной, старческой потери рассудка. Могут ли люди, чья жизнь трагична ответить нам на вопрос: “Каково быть летучей мышью?”... Мне нет оправдания в том случае, когда я не нахожу умиротворения вне пещеры пронизанной шелестом рукокрылых.

Давайте подумаем над связью “я” и “сейчас”. Как чувствовал бы себя человек, выросший нормальным, с нормальными проприоцептивными и лингвистическими способностями, и затем перенесший мозговую травму, лишившую его способности переводить краткосрочную память в долгосрочную? Существование такого человека будет простираться только на несколько дней по обе стороны от “сейчас”. У него не будет экстраполированого вовне чувства целостности себя — внутреннего образа, цепи собственных персон, тянущейся в прошлое и будущее и создающей личность. Когда вы испытываете сотрясение мозга, несколько предшествующих ему мгновений стираются из вашей памяти, словно вы были в это время без сознания. Становится ли пережитое вами
частью личности только тогда, когда оно оказывается в долгосрочной памяти? Кто видел все те ваши сны, которых вы не помните?

Не следует упрекать меня в однообразной защите от схоластического чудовища, я эгоист: вчера, сегодня, завтра. Тем более, подобная защита позволяет отрешиться от собственной краткой истории и что более важно, освободить от Собственной краткой истории, Великую историю мира, постольку-поскольку чудовище перекраивает и похищает опыт… В каком-то смысле самосходящаяся прямая Геделя является аналогией того, что я не могу понять: ''на что похоже быть летучей мышью''?. Единственное, что мне доступно, неясное множество обратных приближений, которые, тем не менее, никогда не достигнут полного отождествления с действительностью. Я пойман сам в себе и поэтому неспособен понять другие системы опыта. Теорема Геделя искомая Теорема Зеро, вытекает из этого общего факта: я пойман сам в себе и поэтому неспособен понять, каков я для других систем опыта. Таким образом, дилемма субъективного и объективного заперта в сейф. Я принимаю иллюзию слишком красивой-красоты и чрезмерно большого-богатства, я принимаю плен силы-власти и власти-любви, когда оказываюсь в центре мира, делаюсь чрезмерно восприимчив или неизмеримо глуп; безусловно признаю аффект художественного вымысла во времени, когда смысл заключается в преодолении отчуждения от себя самого; я не ставлю многоточие, я провожу Самосходящуюся прямую Линию перпендикулярно Звезде до того момента, когда смогу сказать ясно и отчетливо: “По-настоящему жив тот, кто спит; долгим, глубоким, беспробудным сном...”

______________________________________________

Литература:

1. По запросу.
2. По запросу.
3. По запросу.
4. По запросу.