Интересный доклад Михаила Андреевича Осоргина (ВВФ, ДПШУ 18-я степень). Не знаю, нужен - не нужен, пусть будет. Мне доклад показался интересным. Это личный взгляд автора, не более. Интересно, что тот же ДПШУ, а есть несовпадения, например в "воротах", "инструментах". Самих вариантов ДПШУ видимо много. Я постарался выделить интересные цитаты, возможно не все.
9. УБИЙЦЫ ХИРАМА
Доклад 2 марта 5933 г.
Дорогие Братья, мне было предложено повторить в нашей Ложе доклад “О масонском равнодушии”, прочитанный мною недавно в Достопочтенной Ложе “Свободная Россия”.
Не говоря уже о том, что повторять вообще утомительно, я сверх того убедился, что напрасно говорил в докладе только об одном враге Братства, о беспламенности; есть у нас не меньшие внутренние враги, и им также следует уделять внимание. Кроме того, очевидно по моей вине (я плохо знал аудиторию), центром тяжести моего доклада сочли мой протест против политической борьбы в Ложах - и он вызвал наибольшее число возражений. Меня, как докладчика, это удовлетворить не могло, и потому, вместо повторения того же доклада, я прошу вас выслушать другой, имеющий с первым ближайшую связь, во многом его поясняющий и лишь в части повторяющий.
***************
Вряд ли кто-нибудь помнит, что у нас сейчас интересная юбилейная дата: двухсотлетие основной легенды современного масонства – легенды об убийстве Хирама, строителя Соломонова храма. Ее происхождение неизвестно, во всяком случае не древнее, а в обряде английских Ложах она впервые была применена в 1733 году.
Так как эта легенда излагается во всех исследованиях истории и символики масонства, и масонских и профанских, то я позволю себе коснуться её в Л\ 1-й степени, хотя она относится к 3-й, мастерской, но подробно излагать её не буду, как общеизвестную. Напомню только, что мастер Хирам был убит в Храме троими подмастерьями, которым он отказался сообщить священное слово мастерской степени. Один ударил его у южной двери тяжёлой линейкой и парализовал его правую руку; другой у двери западной нанес ему тяжкий удар железным угольником в область сердца; третий у восточной двери поразил его насмерть ударом молота в лоб.
В области символики мы свободны давать своё толкование, и я не стремлюсь быть ортодоксальным толкователем. Я лишь обращу ваше особое внимание на то, что Великого Мастера убили не профаны и не ученики, а подмастерья, то есть уже признанные работники, которым должны быть ведомы некоторые тайны Братства и на которых можно было возлагать надежды, как на продолжателей великих традиций зодчества.
Нам не страшны, дорогие Братья, нападки извне на Братство Вольных Каменщиков, доказавшее свою вековую живучесть. Вы, вероятно, не раз обращали внимание на удивительное невежество этих внешних врагов масонства: его многочисленных разоблачителей. Позвольте мне, ради оживления моего доклада, прочитать вам отрывок одного русского антимасонского стихотворения середины 18 века, в котором приблизительно изложено все, в чём подозревают наше Братство и сейчас, - только в более примитивной форме:
Появились недавно в России франкмасоны
И творят почти явно демонски законы,
Нудятся коварно плесть различны манеры,
Чтоб к антихристу привесть от Христовы веры,
К начальнику своего общества привозят,
Потом в темны от него покои завозят,
Где хотят в сей секте быть терпит разны страсти,
От которых, говорят, есть не без напасти,
Выбегают отовсюду, рвут тело щипцами,
Дробят его все уды шпаги и ножами.
Встают мертвы из гробов, зубами скрежещут,
Мурины, видя сей лов, все руками плещут.
А из сего собору в яму весьма темну,
Приводят их, в камеру уж подземную,
Где солнечного света не видно ни мало;
Вся трауром одета, как мертвым пристало.
Там свечи зажжённые страха умножают,
В гробе положенные кости представляют.
Вставая из гроба, кости берут и нож рукою,
И стакан полон злости приемлют другою,
Проколов сердце, мертвец стакан представляет,
Наполняя кровью, как жрец до дна выпивает.
В тех же стихах рассказывается о мерах, которые принимают масоны, чтобы их тайны не были выданы:
Многие тому примеры, говорят, бывали,
Которые от сей веры отстать пожелали,
Но из оных никого в живых нет на свете;
Вить стоит смерть в его живом портрете,
Который лишь поранят пулей из пистолета,
В тот час увянет и лишится света.
За все эти коварства и беззакония франкмасонов ожидает, конечно, ад:
Хорошее место там, и первые ложи
Отведены будут вам, о масонские рожи!
Современные антимасонские произведения не далеко ушли от этих (почитайте хотя бы книгу Бастунича “Масонство”), и потому, повторяю, этого рода внешние враги нам не страшны. Братство Вольных Каменщиков своих идей не скрывает, и можно только удивляться, до чего сумбурны и нелепы представления о нём в средних слоях профанского мира.
Но кто же наши внутренние враги, те убийцы Хирама, которые облечены уже в масонские законы?
Для того, чтобы узнать врагов, нужно попытаться точно определить, что такое масонство, в чём его отличия от других человеческих идеологий?
Я позволяю себе определить его, как Союз избранных, ставящих себе целью счастье всего человечества. К этой далекой цели, не теряющей ценности оттого, что она идеальна и недостижима, ведеё путь познания тайны бытия, проникновения в Великие Тайны Природы. На пути познания не должно быть ничего, стесняющего духовную свободу познающей человеческой мысли, - никаких догм, никаких обязательных верований.
Такое определение мне кажется достаточным, чтобы из него сделать выводы о высокой и полной терпимости, которая естественна для масонов, о столь же естественном для них чувстве равенства и братства, о высоте и исключительности их устремлений. Из этого же определения явствует, что цели и пути Братства Вольных Каменщиков отличны от задач и методов учёных и просветительных обществ, ограничивающих свою деятельность более реальным, конечным, ощутимым в немедленных результатах. Остается прибавить, что идеология Братства, чуждая догматизма, не боящаяся низвергать ложную истину, когда её ложь обнаружилась, не только не отрицает традиций на путях познания, но относится к ним с особым вниманием, как к священным вехам пройденного человеческим разумом пути. Отсюда символизм Братства Вольных Каменщиков, его приверженность к традиционной обрядности, его уважение к великим именам, хотя бы легендарным, - раз они выражают достижения известной исторической эпохи, раз самое их значение напоминает посвященному об этапах развития человеческой мудрости. Эта традиционность в Братстве опоэтизирована и возведена в систему, не имеющую характера обязательности, но всем масонам преемственно дорогую и понятную.
Никогда нельзя забывать, что наше трехстепенное, иоанновское масонство – символическое, что именно этим и наша организация и наши пути познания отличаются от профанских учреждений и учений, и что это не есть нечто случайное, не важное, пережиток, а есть неотъемлемая сущность того, что мы называем масонством.
Те, кто в масонских рядах это отрицают или с этим не считаются, - именно те наносят первый удар железной линейкой сыну Вдовы, Великому учителю Хираму.
Орудие прямоты, символ прямой линии, уходящей двумя концами в бесконечное пространство, в их руках, разящихся всей силой невежества и непонимания высших стремлений человеческой души, обращается в символ чисто профанской логики. Они говорят нам о профанской науке и её непогрешимых методах, сделавших ненужными и смешными все пути символического познания, о будто бы найденных и установленных законах природы, определяющих видимое и невидимое, поколебать которые мы бессильны и сомневаться в вечности которых не имеем права и основания. Вкусив в той или иной мере от этой науки, возведя в догматы приобретенные знания, они с презрением всезнаек и жрецов отрицают масонские символы и обряды, смысл которых остается им закрытым, на изучение которых они не хотят тратить время, но которые им логически неприемлемы. Не решаясь, из уступки чужим предрассудкам, разом отбросить все обряды и символы, они ограничивают их применение, модернизируют ритуалы, подготовляя их полное уничтожение. Первый подмастерье ударил Хирама не по горлу, а лишь по плечу. Он не лишил Мастера жизни, а лишь парализовал его правую руку. Он сделал это у южной двери, в полном свете найденных истин, объективных положений, понятых им прямолинейно, без мысли о том, что человеческий разум не есть высшая сила познающего, что за его пределами всегда будет лежать область недоступного и непознаваемого обычаями путями, что книга Природы открыта для нас лишь на первой странице, а ищущая мысль имеет право жаждать неизмеримо большего познания любыми путями, хотя бы и отрицаемыми научным жречеством.
Логика учебника – первый и страшный враг гениальной интуиции и свободного духовного творчества. Обыватель – враг художника. Удовлетворенная собой повседневность не нуждается в понятии вечности. Так было всегда и везде; вся человеческая история есть история борьбы догматического полузнайства против нелогических и неоправдываемых наукой взлетов человеческой мысли. И если побеждает все таки гений, то это не значит, что его победу не приписывают себе те, кто делали все возможное, чтобы опорочить и осмеять его опыты. Назавтра этап, им уже пройденный и остановленный позади, объявляется новой незыблемой истиной, покушение на которую преступно.
Дорогие Братья! Вольные Каменщики, идеологи просвещенности, не отрицают науки, но для них ее положения лишь пройденные этапы человеческих достижений, пройденные людьми высокого гения, законодателями мысли, а не ее смиренными рабами, - теми, кто знают только то, что ничего не знают, - а не теми, которые противополагают свои ничтожные якобы окончательно найденные истины – всякой возможности внелогического и внедогматического гениального постижения.
Естественен, конечно, вопрос: почему же именно символический путь познания приводит к гениальным постижениям? Но мы символами называем кристаллизованные образы человеческой мудрости. Символика – свободная философия масонства, потому свободная, что толкование символов никогда не возводится в догму и предоставляется свободному разумению каждого посвященного. В этом основное различие метода символического мышления от всех методов догматической науки. Наши мастерские, масонские ложи, прежде всего – лаборатории просвещенного миросозерцания, без установки которого не мыслимы никакие достижения человеческого знания. Философия не наука – но она мать всех наук. Символическая масонская философия – свободнейшая из философских систем и по существу своему единственно-всеобъемлющая. И потому в наших глазах каждый гениальный мыслитель, сбросивший оковы догматизма, тем самым готовый Вольный Каменщик, хотя бы и не зачисленный в наши ряды. Но не даром история масонства так богата именами великих властителей дум и подвижников освободительных идей; не даром именами Вольных Каменщиков, наших братьев, определяются целые эпохи в истории стран и народов. Так мы говорим: Франция Вольтера, Германия Гете, Америка Вашингтона, Италия Гарибальди и Маццини. Недаром Россия не мыслится без имен Пушкина, Грибоедова, Карамзина, Кутузова, Новикова, Хераскова, Сумарокова, Сперанского, Радищева, Рылеева, Пестеля, нескольких Муравьевых, пятидесяти декабристов, бывших масонами. Две удивительные эпохи расцвета русской культуры, екатерининская и Александра Первого, пронизаны масонскими именами. Вообще роль масонства в России еще недостаточно оценена; в настоящее время мы можем назвать около 2000 имен русских деятелей-масонов, среди которых преобладают имена известнейшие.
Вернемся к основной нашей теме – к определению лица убийц Хирама. Второй подмастерье нанес ему тяжкий удар наугольником в область сердца у западных ворот храма. Это те двери, которые открываются, чтобы пропустить в нашу среду нового брата, и те, через которые проникает в наши ЛЛ\ воздух профанского мира. Наугольник – символ справедливости, терпимости; в руках заблуждающегося он становится символом духовной узости и сектантства; в условиях развития нашей мысли, условиях исключительно тяжких и ненормальных, страшнее всего сектантство политическое.
Масонская идеология, предвидя эту опасностью, принципиально исключает из наших совместных работ в Ложах вопросы религиозно-церковные и политические. Это не значит, что интересы религии и государственности должны быть чужды масону; это только значит, что Ложи не должны быть ареной борьбы в этих областях, потому что Ложа - лаборатория миросозерцаний, а не место практических действий.
Вопрос о политике в Ложах стар; он не раз обсуждался и у нас, и решается отдельными братьями различно. Решается, конечно, для самих себя, - это решение ни для кого не обязательно. И именно поэтому я свое мнение Вольного Каменщика высказываю без обиняков и с предельной решительностью. Я утверждаю, что политическая работа наших братьев в Ложах своих или французских, их монархические, антимонархические, большевизские или антибольшевизские выступления, которыми некоторые из них гордятся, есть действия немасонские, есть обращение наших храмов в спортивные площадки и арены митингов, есть удар, наносимый прямо в сердце Хираму его вторым убийцей у западной двери. Я не буду подробно развивать этой темы, чтобы она опять не была принята, помимо моего желания, за центр моего доклада. Но я хочу предупредить некоторые обычные возражения.
Политической борьбой мы занимаемся все; для этого есть мир профанский, откуда мы приходим и куда возвращаемся. В этой борьбе, в ее формах, должно сказываться наше масонское воспитание. Но ей не место здесь, где перед нами стоят иные, несравненно более высокие, вневременные и отвлеченные задачи. Когда это забывается, - возникает то, что уже случилось с Ложами Великого Востока Франции, значительный процент которых превратился в избирательные участки и политические клубы. Все знают случай, происшедший однажды во французской Палате, когда в момент важного голосования один депутат, опасаясь провала его партии, поднял над головой сцепленные руки и кликнул «Ко мне дети вдовы!», - чем якобы, спас положение. Более отталкивающего и постыдного анекдота нельзя придумать. Но то было в Палате, где постыдное постоянно возводится в добродетель; гораздо худшее происходит в Ложах - и его уже перестают замечать.
Страшно предположить, что происходило бы в наших русских Ложах обоих повиновений, если бы сознательное и подсознательное чувство не подсказывало нам умеренности в политических увлечениях. Столь прославленная «борьба с большевизмом», иначе называемая «распространением среди братьев правильных сведений о СССР», немедленно обратилась бы в братскую грызню. Не говоря уже о больших различиях в наших взглядах и отношениях к советской России, различий часто неизгладимых и непримиримых, мы прибавили бы сюда вопросы характера националистического. Недавняя газетная хроника, правильная или ошибочная, о выступлении армян-сепаратистов, среди которых названы имена и наших братьев, могла бы разжечь страсти невысокого порядка: не забудем, что масонство интернационально и космополитично по своей природе. Выступления отдельных лиц, по своему толкующих русскую революцию и позволяющих себе говорить от имени если не всей подъяремной России, то всей эмиграции, - было бы также удобным поводом для братской потасовки. И если мне скажут, что в масонских Ложах борьба ведется в формах приличных и умеренных, а не профанских, - то я отвечу, что это не правда, когда дело касается политики, и что унизительных и скандальных сцен, столь обычных у французов, не избегла и русская Л\ в первый же раз, как нарушила добрый обычай избегать острых политических тем. Если, наконец, мне укажут, что политика была введена в Ложах и русскими декабристами, - такое возражение я слышал, - то придется упрекнуть говорящего в плохой исторической осведомленности; источниками твердо установлено, что этого уже потому не могло быть, что почти все декабристы, войдя в активные политические союзы, оставили масонство, - именно потому и оставили, что оно не могло быть ареной практической борьбы.
Но дело, Братья, не в истории и не в отдельных печальных эпизодах, а в том, что политик не может не быть сектантом и дисциплинированным членом партии, он не может не быть догматиком своей программы, - а масону, работающему в Ложе, прежде всего, должен быть чужд дух сектантства, партийности, программной непогрешимости и подчинения указке чужой, все равно – лидера партии или так называемого большинства. Профанскому миру он отдает и свое лучшее и свое худое, масонской Ложе - только свое лучшее и очищение от мирского. Здесь его ждут земные работы и совсем иные духовные устремления. Не могу не процитировать к случаю слов одного видного французского масона: «Если нам нечего сказать друг другу, кроме того, что говорится повсюду, то нужно быть детьми или сумасшедшими, чтобы собираться, украшать себя символическими знаками отличия, почитать ритуалы и подчиняться особому закону, - и все лишь для того, чтобы по детски, по профански рассуждать о профанских делах, когда это можно делать где угодно и как угодно». Простые слова, над которыми стоит поразмыслить!
К сожалению не все члены нашего символического Братства это ясно понимают, и мне хорошо запомнились две фразы; одна такая: «Что, собственно, придумало масонство особенного и необыкновенного, чего бы мы не знали и за стенами храмов?» – И вторая: «Было бы слишком несерьезно заниматься мистикой и треугольниками и на это тратить время». К большому огорчению обе эти созвучные фразы были и разное время и в разных ЛЛ\ произнесены с высокой кафедры Востока.
Дорогие Братья, у восточной двери третий подмастерье нанес уже ослабевшему и терявшему силы мастеру Хираму смертельный удар молотком в лоб. Восток – символ рождающегося света, место лучезарной Дельты; здесь должно гореть неугасающее пламя масонских стремлений. Молоток – символ энергии, которую Каменщик прилагает к резцу – своей любознательности. Обратный смысл имеют символы, когда орудия строительства попадают в руки врагов мастера Хирама. Его третий убийца – беспламенность, равнодушие, пассивность, отсутствие любознательности.
Невозможно требовать ото всех одинаковой пламенности к Царственному Искусству; но естественно ожидать от того, кто надел запон Вольного Каменщика, хотя бы некоторого интереса к истории, организации, символам и идеологии Братства, к которому он принадлежит. Непонятно, зачем вступает человек в символическое масонство, если нет в нем даже признака живого к нему интереса; еще непонятнее, зачем он остается в рядах масонов, зачем проходит степени, надевает знаки, делает жесты и произносит дорогое нам слово «брат». Знаю, что часто мы сами, старшие и старые масоны, виноваты в том, что не умеем пробуждать и удовлетворять интерес братьев молодых, но знаю и то, - и вы все знаете – что и среди старших по масонскому стажу без труда найдутся братья, которые никогда не отдавали ни времени ни внимания настоящей масонской работе – изучению масонской символической философии, выработке масонского миросозерцания и практике масонской братской солидарности, которая должна лечь в основу мечтаемого нами будущего человечества.
Третий убийца Хирама не активен: своим упорством в невежестве и своим равнодушием, он лишь добивает тяжко раненного. Но этим он и наносит последнюю, смертельную рану.
К нему направлены слова апокалипсиса, которые вам хорошо известны, но которые хочется и нужно повторять. Это ему, ангелу Лаодикийской церкви, «так говорил Аминь, свидетель верный и истинный: Знаю твои дела <…>”.
В этих словах, которые, как символический молоток, направлены прямо в лоб третьего убийцы Хирама, есть и совет, и указанье, и обещанье всем, кто не последует за внутренними врагами нашего Братства. Золото, огнем очищенное, найдет в масонстве тот, кто к учению и особым путям его подойдет не с улыбочкой рационалиста и профана-всезнайки, а с доверием, открытой душой и жаждой чистых откровений, кто с живой готовностью облечется в белую одежду масона, в одежду пламенной жажды образа совершенства, - как бы ни смеялись над ним дети улицы, кто способен проверить и понять, что масонское посвященье заключается не в обрядах, дающих только степени и пустые знания, а в личном и соборном духовном просветлении, и кто не будет бояться и стыдиться этих “громких слов”, твердо зная, что здесь они не лишены значения, как в мире профанском, а полны подлинного внутреннего содержания.
Без такого предчувствия, которое скоро перейдет в знание, без такого активного мистицизма, философского, а не пошло-житейского, невозможно найти потерянное слово, то слово, которого мастер Хирам и под страшными ударами не открыл недостойным и которое мы ищем совместно. Если же все это только наивная вера и иллюзия, - часы, проводимые нами в масонских мастерских, как и годы, которые мы будем числиться в рядах Братства Вольных Каменщиков, будут потраченными напрасно. Потерянное слово окажется потерянным навсегда.
Дорогие Братья, я хотел бы, чтобы мои слова были приняты не за упрек, а за призыв. Я хотел бы, чтобы старшие Братья Ложи “Северной Звезды” обратили серьезнейшее внимание на эволюцию взглядов, происшедшую и происходящую в колоннах Ложи за последние годы.
Вспомните, с чего мы начали. Восемь лет назад наша Ложа была основана людьми, вышедшими в большинстве из французских мастерских Великого Востока Франции, в которых символический характер масонства полузабыт и под “нравственным усовершенствованием человека и человечества” понимаются не опыты соборного постижения метафизических истин путями символического познания, а лишь практика добрых человеческих отношений, развития братских чувств и житейской взаимопомощи. Это было прекрасно и полезно, но это – лишь профанская задача, для масонства слишком ограниченная и незначительная, а главное, при всей своей кажущейся простоте, также неразрешимая без предварительной работы в области выработки цельного миропонимания. Так узко понимая задачу масонской организации, мы естественно не придавали особого значения обрядам и изучению символики древнего и нового Масонства, даже были неусердны в изучении его истории.
Оставаясь в пределах задач, достижение которых доступно наблюдению и опыту, мы всегда чувствовали пустоту и незаполненность в наших работах; постоянно возникал вопрос о том, что нужно перейти к каким то действиям, иначе чувствительные слова о любви и братстве, о терпимости и о свободе суждений, обратятся в бездушные формулы, к которым так скоро привыкает ухо. И вот тут, и опять же по чисто профанскому канону, рождались предположения о политической работе среди неосведомленных в российских делах французов, о чтении докладов на политико-социальные темы, белыми нитками связуемые с идеологией масонства, как мы ее понимали. Наконец мы часто говорили, что наша отдаленная цель – сохранить традиции масонства для России, которая большинство из нас всегда понимается как «будущая», а для этого размножить Ложи и создать высокие степени, быть может даже автономный русский Восток.
Все это, повторяю, не было дурным и ненужным, - но не было это и настоящей масонской работой. Оставаясь местом доброго общения неслучайно подобранных людей, Ложа не стала тем, чем она должна быть: лабораторией миросозерцания Вольных Каменщиков. И даже слова «свобода, равенство, братство» оставались, как и продолжают для многих оставаться, лишь демократическими лозунгами узко-политического смысла.
Но за последние годы, Братья, произошло нечто, над чем стоит задуматься и что не всеми замечено. Годы пребывания в Братстве, в кругу людей во всяком случае высокого интеллектуального уровня, как бы спорно ни понимали они масонскую идеологию, и так же практику в добрых братских отношений, пробудили во многих братьях мысль о том, что наши мастерские не могут оставаться только хорошими клубами и что ради этого, ради создания улучшенных по типу профанских объединений, нет смысла тратить время и навешивать на себя запоны и ленты, что наши обряды и символы, либо не нужны и смешны, лишь должны быть священными и живыми, и что невозможно, чтобы масонство было только тем, за что мы его до сих пор принимали.
Нашему масонскому пробуждению помогло то, что в нашу среду за последние годы вступило немало братьев молодых, еще не изверившихся и еще не уставших, которые проявили к Братству, его истории и его подлинным задачам живой и настоящий интерес. Для тех, кто внимательно и любовно наблюдает внутреннюю жизнь нашей Ложи, не будет откровением, если я скажу, что за последнее время колонны наших братьев перестроились и прежний темп и направление работ многих удовлетворять не могут. Медленно, но неуклонно в наших рядах зарождается и расцветает мысль, что вечное в идеологии мирового масонства не умерло, что его французский узко-рационалистический уклон для нас не обязателен, что перед нами со всей серьезностью и высокой важностью встают вечные вопросы, которые не могут исследоваться только наблюдением и опытом, но могут оказаться доступными умозаключению и умозрению, те самые вопросы о причине, смысле и цели бытия, которые на нашем масонском условном языке передаются формулами трех иоанновских степеней: «Откуда мы приходим? Кто мы? Куда мы идем»? Иначе говоря – рождается и укрепляется мысль, что наше Братство – обширная лаборатория философского миросозерцания, а не арена практических действий профанского порядка, и что этим должен определяться характер работ наших мастерских.
Если мое наблюдение не ошибочно и такое течение мысли действительно существует и усиливается, то это должно будет отразиться, а может быть уже и отражается на всей жизни нашей Ложи. Мы уже делаем робкие шаги по пути пересмотра наших обрядов, испытавших губительное, на мой взгляд, влияние французского профанского модернизма; не думаю, чтобы мы и далее могли пренебрегать обрядами посвящения во вторую и третью символические степени. Мы становимся требовательнее при увеличении заработной платы. Мы устраиваем групповые занятия по истории и символике Братства, мы внимательнее относимся к выбору тем для докладов в Ложе. Но все это только намеки на реформы, которые неизбежны, если указанное новое течение укрепится, а не заглохнет и падет под ударами трех убийц Хирама: узкого рационализма, духовного сектантства и привычной беспламенности.
Вот, дорогие Братья, моя критика и моя прогностика. Примите их не как проповедь, а как свободное и откровенное мнение Вольного Каменщика, ни для кого не обязательное, но основанное на моем личном понимании идеологии символического масонства, в рядах которого мы находимся, но смысл и задачи которого понимаем по разному. И однако я думаю, что на девятом году существования Ложи «Северная Звезда» нам было бы естественно найти более общий язык.
Мне были сделаны два серьезных возражения по существу: в обскурантизме, именно в отрицании науки и прогресса, и в сужении понятия о масонстве.
Первое – плод простого недоразумения. Науки я не отрицал, лишь отводил ей, в путях масонского постижения, второстепенное местное, первое, отдавая творческому постижению посвященного, то есть соборной творческой интуиции. Масону трудно исповедовать культ непогрешимого Разума, он не может оставаться ни материалистом, ни позитивистом. Пример хорошего, признанного масона, приведенный братом А. указавшим на покойного брата К., потому неправилен, что брат К. был, как раз, идеалистом чистейшей воды, и любимой его темой в конце жизни было бессилие науки ответить на важные духовные запросы жизни; брат А. не достаточно его знал.
Что до «сужения понятия масонства», которое я определял, как «союз стремящихся к счастью человечества» путями «символического познания», - в то время, как брат А., отрицая вообще существование «масонской мистической символической философии», указывал на основную цель – личное и соборное самоусовершенствование и совершенство человечества, - то здесь наше расхождение глубоко и непримиримо.
О «соборном совершенствовании», я, конечно, не забыл; вам достаточно вспомнить – кто слышал – несколько моих напутственных речей новым учениками посвященным во вторую и третью степени символического масонства; там я об этом говорил достаточно определенно. Но неправы, по моему те, кто считает масонское единение и соборную нравственную обработку себя и других – целью Братства, тогда как это лишь путь, лишь одно из средств познания, ведущего к высшей цели – к счастью познающих.
В этом и заключается сущность и своеобразие масонской философии, с которой можно не соглашаться, но существования которой отрицать нельзя. Я ничего своего не выдумал, я кратко развил в докладе перед вами, не озаглавив точно, философии масонского розенкрейцерства, в частности – русского, с теми поправками, которые неизбежны для человека, не связывающего своих философских построений с признанием существования личного Бога.
Я вам напомню кратко этапы развития масонского понятия о познании и посвящении. Для масонов русских и многих иностранных оно исходило отчасти от Сен-Мартена, который еще мечтал следовать «физической очевидности», и там, где она не помогала, облекал все «непонятное» в аллегории и символы, предоставляя человеку дойти разумом до их разгадки. Но уже Яков Бёме откровенно признавал бессилие разума проникнуть в Мистериум Магнум создания и сущности миров видимого и невидимого и утверждал необходимость откровения, нисходящего на избранных. По его определению, «мир есть одно из бесконечных желаний неисследимой воли».
Это миропонимание русским масонам разъяснял Шварц в своих лекциях, в частности в неизданных его рукописях о «трех познаниях».
Для Шварца познание мира одним разумом возможно, но недостаточно. «Разум познает внешний мир, но он бессилен проникнуть в мир духовный». Шварц признавал великое значение Разума, помогающего, благодаря науке, развивать наши умственные способности. Он дает возможность познать телесный мир и самого себя – телесного. Но и Разум и наука играют только «служебную роль» – лишь это и подчеркивал я в своем докладе.
Систем познания мира разумом много, и они противоречат друг другу. Ссылаясь на выводы разума, Дидро заявляет, что Бога нет, Руссо, наоборот, усматривает его в каждом творенье, Шварц, символист и мистик, как все розенкрейцеры осьмнадцатого века, верил в возможность мистического соединения человека с Богом, созерцания Бога и проникновения в тайны творения, так как в каждом человеке, помимо тела и души, есть еще и дух. Разум развивает познавательные способности души, душа приближает человека к духу. Высшая стадия развития существ видимого мира – духоносцы, т.е. посвященные по масонскому пониманию. Их сила сверхчувственна и сверхчеловечна.
Как достигнуть посвященности? – Нравственно совершенствуясь, упражняя свой разум наукой и просвещением. Но если наука – лишь подсобное, то и нравственное совершенствование есть только путь, а не цель.
Мы заменяем личного Бога понятием о Великом Архитекторе Вселенной, толкуя этот символ свободно и многообразно. Это не нарушает сущности и своеобразия масонской символической философии, философии рыцарей Розы и Креста; ее можно отвергать, ее можно выводить из других систем, оставив в стороне Сен-Мартена, Якова Бёме и особенно Шварца – не отрицать ее существование в масонстве нельзя уже потому, что она существовала и существует и лежит в основе масонского познания. Меньшее, что нам подобает, это – хотя бы знать о ней.
Я не буду долго останавливаться на мелочах наших расхождений. Брат А. делает уступку – заявляет о своем признании символов; это уже много – я этого от него не ждал. Но определяя символы, как «знаки, в которые мы сами влагаем определенный смысл», он, очевидно, имеет в виду символику низшего, учебного порядка, а не символы высокого духовного познания, в вопросах, превышающих силы разума. Об этом отличии в нашей группе хорошо говорил брат К. Мне его в точности не повторить, и на случай я апеллирую к его эрудиции. Но одно остается для меня непонятным: как же можно, так определяя понятие символа, как это сделал брат А., лишь оказывая им, так сказать, снисхождение (этим треугольничкам и молоточкам!) – чувствовать себя членом и исповедником символического Братства? Мы можем себя чувствовать стеснительно в наряде, скроенном для нас устаревшими портными – Сен-Мартеном и Яковом Бёме, - но во фрак кантианца, да простит меня бат А., никак не влезет масон, кандидат в духоносцы! Я думаю, потому, что братья, возражавшие мне по существу, не должны бы останавливаться на путях преодоления в себе спорных истин профанского миропонимания.
Мне еще был сделан упрек в том, что я как бы соблазняю молодых братьев, отвлекая их в мистические умствования от главной задачи – масонского соборного единения. Масонское единение – прекрасная и высокая вещь. Но если мы, в масонской нашей работе и практике, остановимся на одном этом, на взаимном исповедании и трогательных братских объятьях, - то наша Ложа замрет и окостенеет в формах клубного благодушия. Этого я боюсь больше всего, и менее всего боюсь повторять, что наша главная работа – искания на путях познающей личности, определение ясного и чистого масонского миропонимания, работа лабораторная ради задач вечных и единственно важных для Вольных Каменщиков – задач познания бытия и разумом и высшим творческим соборным постижением.